Храм Святителя Николая в Подкопаях и Бутовская голгофа

Церковь и память неотделимы друг от друга. Память каким-то сокровенным образом укоренена в Церкви и дает всходы в каждом поколении. Но, увы, эти чистые, молодые всходы быстро погибают, если за ними не ухаживать, не согревать молитвой в своих душах и сердцах.

Сегодня, как никогда, ощущается потребность памятования о тех, кто был в нашем храме до нас и кто за веру положил свои жизни. Они предстательствуют за нас у небесного престола. А мы? Часто ли мы мысленно пребываем с ними? Отдадим же им часть нашего времени и сердца.

Как страшны вы, бутовские рвы,
Шрамы лютых казней жертв невинных,
Вы давно травою поросли,
Породнившись с болью неизбывной.
Вас укрыть хотели палачи
Навсегда от человеческого взгляда,
Но не вышло – люди вас нашли,
Обнажились большевизма язвы.
Вырос нынче храм-красавец здесь,
Белоснежный, о шести престолах,
Истово тут поминают всех,
умерщвленных цепкою рукою.
Среди них есть те, кто близок нам,
Кто служил в Николе в Подкопаях.
Расстреляли их в Воздвиженье Креста,
И с крестом они Творцу предстали.
Нас сегодня не пугают рвы,
И палач не целит нам в затылок.
Наш удел – хранит в сердцах своих
За Христа в ночь крестную погибших.

Действительно, бутовские рвы, это не только наша боль, это еще и наш престол. В них косточки четырех мучеников, о которых никогда не забудут в храме Святителя Николая в Подкопаях: двух, служивших в храме священников: иеромонаха Андрея (Эльбсона) и иерея Петра Петрикова, а также двух прихожанок, тайных монахинь: Веры (Рожковой) и Валентины (Засыпкиной). Священник Петр Петриков был сопричислен к лику святых новомучеников и исповедников российских Определением Священного Синода от 17 июля 2002 года. В этом году исполняется 10 лет со дня этого знаменательного события и 75 лет со дня страшного злодеяния, совершенного на бутовском полигоне.

27 сентября 1937 г., в ночь под Крестовоздвиженье на полигоне, ставшим страшной русской Голгофой, были расстреляны 272 человека, из них 17 священнослужителей, в том числе епископ Арсений Жадановский, и три монахини. Общее же число жертв за один год составило более 20 тыс. человек. Цифры говорят сами за себя. Но разве могут они передать весь ужас того, что совершалось здесь!

Осужденных привозили сюда, в огороженную колючей проволокой зону, поздно, обычно после полуночи. Их транспортировали сюда из тюрем (наших подкопаевцев – из Таганской) в автомобилях-душегубках (т.е. машинах с отсеком, куда попадали выхлопные газы). Людей заводили в барак, раздевали под предлогом санобработки, а затем уведомляли о высшей мере наказания. Приговоренных выводили по одному, у выхода из барака палач принимал жертву, вел ее в глубину полигона по направлении рва. Стреляли на краю рва, в затылок, почти в упор. Трупы укладывали в рвах, присыпали тонким слоем земли, и так до следующего расстрела. Поскольку жертв прибывало, для ускорения этой операции стали использовать бульдозеры. Земля, пропитываясь кровью, стонала…

За что же расстреливали? Подавляющее большинство − совершенно безвинно. Просто в связи с тем, что с июля 1937 г. в стране началась широкомасштабная операция по репрессированию целых групп населения, в том числе и так называемых «церковников». Священнослужителям и всем арестованным за веру предъявлялась обвинение по 58-й статье Уголовного кодекса, предусматривающей высшую меру наказания за «антисоветскую агитацию» и «контрреволюционную деятельность», якобы допускаемую с их стороны.

Арестованные по «делу» епископа Арсения (Жадановского), последнего настоятеля Чудова монастыря в Кремле, священники Петр и Андрей и монахини Вера и Валентина были приговорены к расстрелу тройкой УНКВД за «активное участие в контрреволюционной организации церковников-нелегалов», которой и не было вовсе.

ТАИНСТВО ЖИЗНИ НАРУШЕНО: ТЫ НЕ УГОДЕН – РАССТРЕЛ,
ВЗДРОГНУЛО С УЖАСОМ БУТОВО, СТАВ УСЫПАЛЬНИЦЕЙ ТЕЛ.
НЕТ НИ СЕСТРЫ И НИ МАТЕРИ, БЛИЗКОГО НЕТ НИКОГО.
ДУШУ ВОСПРИНЯЛИ АНГЕЛЫ – МИР ОПУСТЕЛ И ЗАМОЛК...

Так, в самый праздник Крестовоздвижения оборвались судьбы молодых еще людей. Старшему из них иеромонаху Андрею шел 42-й год, младшему – иерею Петру – тридцать пятый. Немного прожито, но сколько испытано…

Нам сейчас трудно, быть может, даже не всегда хочется вспоминать об этих ужасах. Но и забывать тоже нельзя. И не только потому, что это произошло не так уж давно. Слава Богу, живы еще родственники расстрелянных. Они с благодарностью приходят сюда, в Подкопаи. И для нас особая отрада в том, что они нашлись. Кажется, сами мученики выслали их к нам, чтобы что-то нам сказать, быть может, призвать нас к размышлениям о том, в чем наша вера. Вправе ли мы не слышать призыва пострадавших за нее?! Сможем ли мы молиться новомученикам, не разобравшись, что для нас всех — и лично для каждого — значат их опыт, их жизнь, их мученическая кончина?!

Судьбы наших новомучеников просты и бесхитростны. Но сквозь них лучится благодатность, которая просветит и нас, стоит только припасть к этому источнику святости. «Ничего не желать для себя и глубоко сочувствовать другому – в этом и есть настоящая святость», − заметил наш великий писатель Иван Тургенев. И был, пожалуй, прав. Но мог ли он помышлять, какие страшные испытания ждут русских людей, стоящих за веру. А то бы к его определению святости, должно быть, прибавилось еще одно неотъемлемое качество первохристиан – непоколебимая стойкость и мужество в защите своей христианской веры.

Когда задумываешься над жизнью священномученика Петра Петрикова, поневоле встает вопрос, что же главное в его облике. Вспоминается евангельское: «Ты еси Петр, значит, камень». Должно быть, такие твердость и непоколебимость в вере, что сродни камню, и открыли для него врата ко престолу Господню.

Рожденный в семье железнодорожного служащего в г. Можайске Московской губернии в 1903 году 19 января по ст.стилю, Петр Петриков в детстве ничем особенным среди ровесников не выделялся, разве что разносторонней художественной одаренностью. Он учился живописи, писал очерки и стихи, собирал гербарии, коллекции всевозможных семян, старинных монет, открыток, иностранных марок. В Можайске, где вдохновенный Петр учился в реальном училище, он организовал среди молодежи кружок «Самообразование», а при станции Тучково, где жили родители, — любительский драматический кружок. Душа и ум его жаждали разнообразных познаний и совершенства во всем, чему он посвящал себя. У родственников сохранилась икона Божьей Матери, по преданию написанная самим отцом Петром и обнаруженная совершенно случайно у одного художника.

Окончив в 1920 году Можайское реальное училище, Петр собирался поступить на медицинский факультет Московского университета, но этому помешала тяжелая болезнь отца: мать, бабушка, младшие сестра и брат оставались без кормильца. Зимой 1920–1921 года он начал учиться в школе телеграфа, но из-за необеспеченности семьи вынужден был оставить учебу. Летом 1921 года он крестьянствовал и зарабатывал шитьем обуви. Однако, после выздоровления отца он все же поступил в университет. Осенью того же года по резолюции народного комиссара здравоохранения Н.А.Семашко, как способный юноша из бедной семьи, он был принят в число студентов 2-го МГУ.

«Творчески вдохновенный, порывный, — писал он в своем жизнеописании при поступлении в Московский университет, — сознаю я и чувствую близость цельности душевной… начинает формироваться и строго очерчиваться личность моя. Истоки вечной юности и радости открываются во мне».

Это чувство духовной цельности, формировавшееся у будущего священника, не могло созреть без божьего участия. В Можайске Петр создает Союз христианской молодежи. И тут случается непредвиденное. Петра постигает тяжелая нервная болезнь. Учеба была прервана, врач предписывает ему полное воздержание от умственного труда на срок не менее полугода. Казалось бы беда… Но, скорее, это было посещение Божие. В страдании, причиненном болезнью, открылась ему красота Небесного мира и зародилось сильнейшее желание всем сердцем, душою и разумением служить единому Богу. То, что коснулось его сердца, уже навсегда осталось в нем. Под действием происшедшей духовной перемены студент Петр, оставленный на второй год на первом курсе университета, уже не мог более помышлять о продолжении учебы и будущей врачебной деятельности.

Недавно выяснилось, что примерно в это же время во 2-м МГУ училась мама одной из прихожанок нашего храма Елены Сергеевны Куприяновой, Клавдия. Вряд ли Клавдия и Петр были знакомы лично, но, наверняка, встречались в университетских стенах. Мир что называется, тесен.

Во время учебы состоялось знакомство Петра с Борисом Яковлевичем Эльбсоном, находящимся с ним в дальнем родстве. Они очень подружились. Общность религиозных интересов связала молодых людей тесными узами. Борис был на 6 лет его старше Петра. Выходец из лютеранской семьи, он перешел в православие также, как и его старший брат Стефан, ставший священником. А далее судьба привела Бориса Яковлевича в храм Святителя Николая в Подкопаях. В 1924 году наш храм единожды за свою историю стал свидетелем монашеского пострига. Епископ Варфоломей (Ремов) постригает Бориса в монахи с именем Андрей и рукополагает в священный сан. Спустя 4 года отец Андрей получает назначение в Подкопаевский храм уже как штатный священник, где и служит вплоть до своего ареста в 1931 году.

Пример Бориса оказывается для Петра судьбоносным. Он тоже решает посвятить себя Богу без остатка. В 1925 году епископом Можайским Борисом (Рукиным) Петр Сергеевич был рукоположен целибатом во диакона и буквально через несколько месяцев митрополитом Крутицким Петром (Полянским) — во иерея. Выбор был сделан суровый и путь был один – непреклонно стоять за Христа в период начавшихся жестоких гонений на Церковь.

Далее судьбы отца Петра и Андрея переплелись крепко-накрепко вплоть до самых бутовских рвов. Общность духовных устремлений, единодушие и единомыслие связали их на всю жизнь. И духовник у них был один – оптинский старец Нектарий.

В 1925–1926 годах священники служили вместе на Антиохийском подворье, в храме священномученика Ипатия Гангрского, находящемся в районе Китай-города. После его закрытия отец Петр приезжал к отцу Андрею из Можайска и сослужил своему другу, который священствовал в разных храмах соседствующей с Китай-городом Ивановской горки. Известно, что вместе с отцом Андреем он совершал ранние литургии в нашем Подкопаевском храме. Из жития отца Петра мы узнаём, что он не стремился созидать церковную общину, но имел немногих преданных духовных детей. В это время священники духовно сближаются с отцом Сергием Мечевым, настоятелем московского храма Святителя и чудотворца Николая в Кленниках, находящимся неподалеку от Подкопаев, и с матушкой Фамарью, настоятельницей Покровской общиной сестер милосердия. Отца Нектария тогда уже не было в живых.

В эти трудные для Православной церкви годы отец Андрей начал трудиться над созданием женской монашеской общины при Подкопаевском храме, в которую вошли духовные чада священников. Некоторые прихожанки храма приняли постриг у преемника отца Нектария, последнего оптинского старца − преподобного Никона (Беляева). У созревающей духом общины не прерывалась внутренняя связь с Оптиной. Не она ли помогла им выстоять во времена грянувших репрессий?!

Первая волна серьезных испытаний пришлась на 1931 год, когда арестовали священников и многих членов общины. Следствие в Бутырской тюрьме закончилось для них ссылкой в Сибирь, в Мариинские лагеря. К счастью, она продлилась недолго. Благодаря ходатайству за ссыльных родственницы отца Андрея Татьяны Николаевны Ростовцевой (ее сестра была замужем за заместителем Дзержинского Менжинским) трехлетняя ссылка была заменена запретом на проживание в 12 крупных городах страны, «минус двенадцать», как тогда говорили.

В середине октября 1931 года, после освобождения из лагеря, отец Петр и отец Андрей поселились в городе Муроме. Начался новый период жизни, связанный с тайным служением в православных общинах Мурома и духовным самообразованием.

«Церковь — "не от мира сего", скажет отец Петр на допросе, будучи арестован уже в Муроме.− Мои интересы — интересы чисто духовные: получение благодати и приобретение совершенств, какими обладает Бог, в Которого верю». Простые и безыскусные слова, а в них весь подвижник, будущий священномученик. Подобное скажет и отец Андрей в написанной им во Владимирской тюрьме биографии. «Я хотел остаться простым монахом, так как меня интересовали вопросы только личного нравственного самоусовершенствования». Наверное, поэтому друзья и оставались единомышленниками на протяжении своих недолгих жизней.

После окончания муромской ссылки священники разъехались: отец Петр в Можайск, отец Андрей – в Киржач. (В Москве и в крупных городах проживать они не могли). И каждый на своем месте нёс далее свое служение. Службу Божию они вершили в тайных домашних храмах, сохраняя верность своему последнему духовному отцу − митрополиту Петру (Полянскому), местоблюстителю патриаршего престола. Власти объявили не идущего на уступки непоколебимого владыку Петра умершим, а сами гноили того в заточении за полярным кругом. Знал ли владыка, что его чада не верят в его мнимую смерть, сказать теперь трудно, но молитвенно он всех поддерживал до конца…

Конец же и для его верных духовных детей был близок. Догорали наши две незабвенные свечи. Наступал страшный 1837 год…Безбожная пятилетка заканчивала беспощадную расправу с инакомыслящими.

Первым арестовывают отца Андрея, в феврале, вскоре, − в апреле отца Петра. Вместе с ними в Таганскую тюрьму попадают тайные монахини Валентина (Засыпкина) и Вера (Рожкова) как якобы активные соучастницы в контрреволюционной пропаганде. Они первыми вступили в женскую общину при Подкопаевском храме. Мужественные женщины не оставили священников до последнего дня их пребывания на земле и вместе с ними переступили черту, отделяющую жизнь от смерти. Случилось это у страшных бутовских рвов.

Наш рассказ не будет полным, если мы не вспомним и еще об одной удивительной женской судьбе, связанной с Подкопаевским храмом. Речь идет о Вере Петровне Миронович – духовной дочери вначале оптинского старца Никона Беляева, а затем отца Петра Она была вместе с тем келейницей и сподвижницей священномученика Петра. Сопровождала его вместе с матерью в Сибирь, в Мариинские лагеря, помогала в муромской ссылке, участвовала в тайных богослужениях на последней квартире отца Петра в Можайске. Дочь почетного гражданина Москвы, художника, она сама хорошо рисовала, подрабатывая ретушированием и в Москве, и в Муроме. Не так-то просто было выжить в те времена. Научилась вместе с сестрой и медицинскому делу, что впоследствии ей очень пригодилось в Тынде, куда она была сослана уже после мученической кончины отца Петра. Оттуда ей не суждено было вернуться. До последних дней работая в лагерном лазарете, Вера несла помощь ближнему, но по слабости здоровья недолго протянула – скончалась от инсульта 16 декабря 1941 г. Тогда уже шла Великая Отечественная и советская власть начала открывать храмы, впервые взглянув на Церковь с надеждой. Нужна была духовная поддержка для победы над врагом. Однако, могилы Веры мы не найдем. Хоронили заключенных, не насыпая холмиков. Вечная им память!

«Во всем происшедшем в нашей стране вижу пути Промысла Божьего, всегда ведущего нас во благое», − так значительно звучат для нас слова отца Петра, сказанные им в заключении.

У порога III тысячелетия, когда началась канонизация мучеников за веру, в Русской Православной Церкви возникла добрая традиция. В 4-ю субботу по Пасхе, Предстоятель Церкви возглавляет служение Божественной литургии под открытым небом на подмосковной Голгофе – Бутовском полигоне. Богослужения бывают необыкновенно торжественными, праздничными и светлыми, их участники словно христосуются с теми, кто шагнул отсюда в вечность.

ВСЯ ЖИЗНЬ ПОД ЗНАМЕНЕМ КРЕСТА,
И ВЕСЬ ЛЮБОВЬЮ ОЗАРЕННЫЙ,
ТЫ ТЕМНОСТЬ НОЧИ РАСТЕСАЛ
ПРЕМУДРОСТИ ОГНЕМ НЕТЛЕННЫМ!!!

Вычеркнутый из земной жизни кровавым росчерком безбожия, отец Петр Подкопаевский, как любовно назвали священномученика в нашем храме, засиял вместе со своими друзьями во Христе в лоне Небесной книги жизни, название которой ВЕЧНОСТЬ.

Преклоним же головы перед теми, чей свет негасимо светит из мрака воинственного безбожия ХХ века, становясь всё ярче по мере того, как мы молитвенно приближаемся к этим рыцарям духа, носителям Христовой правды. Молите же о нас, за веру живот свой положившие: священномучениче Петре, иеромонасе Андрее, инокини Вера и Валентина со мученицею Верой, предстательствующие пред престолом Царя небесного! Аминь!

Елена Федюкина